Вот продолжение как и обещала...

Глава 7 БЕЛЫЙ КЛОУН, ТЕМНЫЙ МАГ

Нередко случается, что человек, ока¬завшийся в объятиях мрака, узнает об этом последним, когда для других это дав¬но очевидно.
Инструкция стражей света № XII

— Утром я вешала шторы. На то место, которым я вчера ударилась о дверь, сегодня я уронила карниз. Ну не подлость, а? — спросила Зозо.
— Подлость, — печально согласилась Даф.
С Зозо вечно происходило что-нибудь подоб¬ное. Двери маршруток хлопали ее по пальцам, а го¬луби нарочно садились на козырек подъезда и под¬жидали, чтобы капнуть ей на новый жакет. Факты есть факты. Мать Мефодия была с окружающим ми¬ром в прочной и долговременной ссоре.
Они сидели на кухне вдвоем. Зозо и Дафна, заглянувшая, чтобы захватить свой рюкзачок Эдя и его загадочная невеста уехали еще утром, таин¬ственные, как два недобитых шпиона. Закончив разглядывать синяк, Зозо переключилась на свои пальцы.
— Вот, Даша, что я хочу тебе сказать! — заявила она, с удовольствием созерцая их. — Запомни один раз и со ссылкой на меня. О том, насколько хорошо природа потрудилась над женщиной, можно судить только по пальцам ног и по форме ногтей. Если пальцы не проработаны или ногти неизящны — природа схалтурила.
Даф запомнила. Как у всех стражей света, память у нее была уникальная. Если хорошо постараться, она смогла бы даже сказать, чем пах ветер 14 августа 1291 года, или с закрытыми глазами воспроизвести страницу газеты, которую читал старик в троллейбусе и на которую она лишь однажды искоса по¬смотрела.
— Ах, Дашенька! Я думаю сходить к гадалке. Не снимет ли она с меня венец безбрачия? — продол¬жала щебетать Зозо.
Даф опешила.
— Какой-какой венец?
— Безбрачия.
— Чушь какая-то! — честно сказала Даф. Все же она прищурилась, проверяя, нет ли над Зозо ауры невезения. Да нет, как будто все в порядке. Значит, неприятности Зозо иного сорта.
— Ты еще маленькая, чтобы обсуждать с тобой такие важные вещи, как венец безбрачия! Вот лет через... э-э... двадцать, если хочешь, вернемся к этому разговору... — надулась Зозо.
— Хорошо, — согласилась Даф и честно сделала себе пометку в мысленном блокноте: «Вернуться к такому-то разговору через семь тысяч дней». Счи¬тать лопухоидное время в днях было гораздо удоб-
_ Но вы же были замужем за отцом Мефодия? Какой же венец безбрачия? — спросила она.
— Это было не замужество. Это была трагиче¬ская случайность, — с пафосом произнесла Зозо.
— Зато у вас есть Мефодий! — сказала Даф, ду¬мая, выиграла ли она лично от того, что Мефодий существует, или нет. Жила бы себе в Эдеме. Летала бы каждый день. Не жизнь, а малина.
Но поразмыслить об этом ей не удалось. Зозо внезапно выдала знаменательную фразу, вошедшую впоследствии во все юмористические книги света:
— А вообще мне всегда хотелось, чтобы Мефоч-ка был девочкой. Хоть бы поболтать с ним можно было по-человечески. А то что толку в этих мужи¬ках? Забегает раз в сто лет и на все материнские во¬просы только невнятно мычит.
Даф попыталась представить себе Мефа девоч¬кой, но тотчас воображение ее зашло в тупик. Де¬вочка из него выходила больно уж нескладна.
Зозо тем временем отвлеклась и почти забыла, что у нее есть собеседница. Руки ее порхали, мысль перепрыгивала с предмета на предмет, а жизнь бы¬ла полна радостных удивлений. На глаза ей попа¬лась проросшая луковица. Зозо стало жаль луковицу, и, повинуясь настроению, она сунула ее в горшок к кактусу, попутно затопив бедолагу водой из-под крана. Затем Зозо нашла на подоконнике ручку и стала водить по бумаге. Обычная история для чело¬века, который, рисуя шаржи, познает людей. На бу¬маге возникло круглое туловище. Животик рюкзач¬ком, как у французского босса Буонапарте. Черный пиджак, белая жилетка. На шее бабочка хлопает по¬линявшими крыльями.
— Кто это? — спросила Даф с любопытством. — Папа Мефа?
— Нет. Это Тесов. Поэт, переводчик, лектор... и так далее, — сказала Зозо. Видно было, что она сама не знает, что скрывается за «так далее».
— Вы его любите? — спросила Даф и тотчас усомнилась, что, рисуя человека в таком потешном виде, можно его любить.
Зозо пожала плечами.
— Он забавный, — сказала она.
— И все? Это же так мало! — удивилась Даф.
— Напротив, детка, это очень много! Это только в пятнадцать лет кажется, что мир огромный. Еще через пятнадцать лет понимаешь, что он маленький и тесный. Если прежде у тебя был выбор из миллио¬нов комбинаций, то теперь раз-два, и по порядку номеров становись! — назидательно сказала Зозо.
— И вы бы вышли за него замуж? — не поверила Дафна.
В крови у нее все еще бурлил эдемский идеа¬лизм. Ее ужасало, что можно выходить замуж без любви.
— Ох, не знаю! Мужчины после тридцати ужас¬но не хотят жениться. А те, которые хотят, от этих лучше держаться подальше. Что-то с ними наверня¬ка не так, — сказала Буслаева со знанием дела.
Решив, что пора прощаться, Даф встала, загляну¬ла под стол, где мирно дрых Депресняк — состояние почти невероятное для этого беспокойного создания и заметила у ножки стула расческу из темно¬го дерева с длинной закругленной ручкой.
— Вы уронили! — сказала она, протягивая ее Зозо.
Буслаева посмотрела.
— Это не моя. Эта — этой, — ответила она высо¬комерно.
— Этой — кого?
— Невесты Эдькиной.
— У него есть невеста? — удивилась Даф.
— Угу, ага... Лучше бы у него была квартира или работа.
— Она вам не нравится?
Зозо честно задумалась, двигая в раскисшей зем¬ле луковицу.
— Не знаю... Наверное, не нравится. Она какая-то ненастоящая, — заметила она.
— Как это?
Буслаева пошевелила пальцами, точно старалась ощупать некий трудноосязаемый предмет.
— Ну слишком идеальная. Таких людей не быва¬ет. Она не ссорится со мной, не забывает в ванной на раковине свои шампуни и не грызет Эдьку, что у него нет ни копейки денег. Даже кариеса у нее нет. По мне лучше бы она курила и стряхивала пепел во все блюдца. Или на оптовом рынке работала. Или Даже в кошельке бы у меня рылась — все какая-то человеческая черта! — сказала она.
— Я ее ни разу не видела, — сказала Даф вино¬вато.
— И правильно. Нечего там видеть! Она хоть и спокойная, но словно ждет чего-то. В глазах у нее напряжение, понимаешь? И Эдька тоже такой стано¬вится. И вообще — влюбленные, они не такие. Они орут друг на друга, кастрюлями швыряются. А эти спокойные, как крокодилы, — сказала Зозо.
— Кастрюлями не швыряются, а расчески роня¬ют? — задумчиво спросила Даф.
— Получается, что да, — согласилась Зозо.
Дафна бездумно вертела в пальцах гребень. Слу¬чайно она коснулась его мелких резных узоров. В то же мгновение в сознание ее ворвалась тьма и запол¬нила его до краев. Даф сошла бы с ума, если бы не выработанный еще в Эдеме рефлекс. Не сопротив¬ляясь тьме, она сделала сознание прозрачным и, по¬зволив волне мрака прокатиться сквозь него, быст¬ро захлопнула его границы. Брезгливо отброшен¬ный гребень шевелился на полу, как живой. Депресняк кинулся на него и вцепился зубами, на несколько секунд загородив гребень от Даф худой мускулистой спиной. Дафна увидела лишь, как кот что-то встряхнул, ударил лапой и сразу отбросил. На полу у батареи лежала мертвая бугристая ящери¬ца — одно из тех мерзких созданий, которыми мрак когда-то населил Среднее Подземье. Даф вспомнила, как называли эти создания в Эдеме: «Aere et aqua interdicti» (Отлученные от воздуха и воды. Парафраза римской юр. формулы.). Существа эти обладали врожденным да¬ром мимикрии и активно шпионили для мрака в Верхнем Мире. Погибшая ящерица быстро исчезала. Твари Среднего Подземья даже после смерти умеют хранить свои тайны.
Голова у Даф продолжала кружиться. Слишком внезапным и коварным было нападение. Рассмотрев свой палец, Даф обнаружила след укуса. Значит, яд Aere et aqua interdicti у нее в крови. Нет, она не ум¬рет, но защита ее нарушена. Несколько дней, пока кровь не очистится, ей следует быть осторожной. Она стала уязвимее, чем прежде.
—Я еще вернусь! — сказала Даф, наспех проща¬ясь.
Зозо благожелательно улыбнулась и съела буб¬лик. Она ничего не заметила.
Через день после схватки Ирки с полуночной ведьмой вернулся Антигон. Вид у него был угнетённый – запойный, как всегда случалось после сладкого омерзения. В рыжих бакенбардах запуталась солома. На голове лихо сидело мексиканское сомбреро. Шея была замотана рваным женским чулком.
- Ты где был? - накинулась на него юная валькирия.
- Не помню. Л куда - то телепортировал и ... Антигон безнадежно махнул рукой.
- Ничего не помнишь?
- Как не помню? Я - и не помню? Это ... ить…не бывает так, чтоб совсем ничего ... - забормотал Антигон.
Нос у него удрученно мерцал, меняя цвета -сиреневый. Фиолетовый. Снова сиреневый. 0го, сизый, да еще с фиалковым отливом!
- А. .. знаю! Там были эти ... кактусы, - наконец с усилием припомнил Антигон.
И забродившее варенье, - подсказала Ирка.
Антигон пригорюнился.
- Гадкий монстр виноват. Он бросил хозяйку в радости и удрал в Мексику. Он должен быть сурово наказан ... Хозяйка не пнет меня, нет? Или я найду пруд и утоплюсь, а? - с надеждой предложил' он.
- Кикимор утопится? Сказки будешь рассказы¬вать братьям Гримм! - фыркнула Ирка.
- Так не будете наказывать? - разочаровался . Антигон;
- Обойдешься ... - заявила валькирия.
Заметив, как вытянулось лицо Антигона, этого сторонника жесткой руки, Ирка покорно вздохнула. Она поняла, что увильнуть ей не удастся.
- Ну хорошо. Так и быть, я тебя накажу! Повто¬ри двести раз: «Bcex скороговорок не перескорого¬воришь, не пересковыговоришь, не перескогово¬ришь ».
Антигон послушно отошел в сторону и принял¬ся повторять. До Иркиного слуха доносил ОСЬ:
- .. .переско ... тьфу ... перескоковыговогого ...
тьфу ... а-а-а!.. переско ...
После получаса мучений Антигон вернулся к Ирке. На глазах у него были слезы умиления.
- Это была настоящая свирепая пытка, хозяйка!
Даже когда вы прокручивали меня в стиральной ма¬шине, я так не мучился! - сказал он в полном восторге.
- Так тебе и надо! В следующий раз, как явишь¬ся с глазами в кучку, дам тебе старый комп и будешь у меня материнскую плату в отцовскую переделы¬вать! - сказала Ирка, входя в назидательную роль.

Антигон толком не понял, о чём речь, но на всякий случай все равно устрашился.
Вскоре Ирка забыла, об Антигоне и помимо сво¬ей воли стала думать о Матвее. Где он? Что он? Воз¬можно, если бы сейчас Багров явился с повинной головой, она бы его простила. Каждой - девушке в глубине души хочется кого-нибудь простить. И са¬мое возмутительное, когда тот, кого решили про¬стить, и не думает являться за прощением.
Неожиданно Антигон встревожился. Его отто- пыренные уши, точно локаторы, по вернулись к кус¬тарнику. В руках возникла массивная булава. В двух шагах от Ирки появился юркий комиссионер. Ерзая ножкой, он наскоро выяснил степень опасности для себя лично и, определив ее как невысокую, мгновен¬но обнаглел. Расхлябанно ступая, он подошел к Ир¬ке и, протягивая ладошку дощечкой, заявил:
- Позвольте представиться! Тухломон! А вот на¬зывaть меня «Охламон» не надо. Обижусь до глуби¬ны душевного настроения-с.
Избегая пожатия, Ирка спрятала руки за спину.
А вот вы… вы… вы, уважаемый! Вам говорят!

Палкой не надо размахивать! Увольте меня от этого! Я по дельцу-с! - продолжал Тухломон, пальцем от¬водя в сторону булаву Антигона.
Заметно было, что эта парочка друг другу сильно не нравится.
- По какому такому делу? Подозрительно спросил домовой кикимор, которому не терпелось припечатать комиссионера.
- По какому такому делу? - очень похоже пере¬дразнил Тухломон. - Нам стало известно, что вы, молодая валькирия, убили полуночную ведьму и забрали себе ее перстень. Не так ли?
- Перстень я не забирала. Он исчез, когда я коснулась его копьем, - сказала Ирка ...
Тухломон хихикнул.
Стало быть предъявить перстенечек не
лаете?
- Не желаю.
- И мы должны верить вам на слово?
- Именно так. Это ваше слово недорого стоит!- вспылила Ирка.
Тухломон равнодушно захлюпал носиком, всем своим видом подчеркивая, что о его личном слове речи не идет.
- Кроме того, вы уничтожили двух коммисионеров и освободили эйдос, который, да будет вам совестно, являлся законным имуществом мрака, и вернуть нам вы тоже не можете, не так ли?
- Не могу. Да и не собираюсь, - сказала Ирка. Пластилиновый гадик кивнул с глубочайшим удовлетворением.
- В таком разе у меня для вас послание, валькирия. От моего хозяина! - сообщил он и жестом фокусника извлек из кармана резиновую хозяйственную перчатку.
Пока удивленная Ирка соображала, что он собирается делать, Тухломон быстро ударил ее перчаткой по щеке и бросил перчатку на землю. Вспыхнув, Ирка шагнула к комиссионеру. В руке ее возник сияющий дрот. Тухломон, пискнув, подпрыгнул, исчез и появился в метре за ее спиной.
— Да-с! Весь к вашим услугам! — заерзал комиссионер.
— Посмотри мне в глаза и предупреди мое желание!
Тухломои заглянул ей в глаза и тотчас сгинул с коротким возгласом. У него хватило ума, чтобы понять: еще три секунды — и его не спасет даже то, что он пластилиновый.
После исчезновения посланца Ирка долго смотрела в пустоту. Время для нее остановилось. Щека горела от пощечины, которую передали ей от того, кого, как ей казалось, она любила и кто значил для нее так много. Надо было ненавидеть его и убить, а она не могла.
Кто-то коснулся ее руки. Она повернула голову. Рядом с ней стоял Антигон и протягивал ей абордажную саблю самого зловещего вида.
— Что это? Зачем? — спросила Ирка. Домовой кикимор очень удивился.
— Как зачем? Разве зверская хозяйка не будет убивать Мефодия Буслаева прямо сейчас? Кромсать! Рубить в капусту! Мерзкий монстр будет вам помогать! Вдруг он выбьет у вас копье? Тогда этим теса ком вы его чик-чик! Это очень хороший тесачок! Если, к примеру, на него подуть... — Антигон усердно подул. — Смотрите, хозяйка, он стал маленький, как заколка! Можно спрятать его за ухом или в волосах. А можно иначе. Подуть, подбросить, подумать о Буслаеве — и тогда тесачок полетит, как пакостная пчелка и… чюк... вонзится ему прямо в сердце.
Ирка посмотрела на абордажную саблю. Ее зазубрины непрерывно скользили по лезвию, как зубцы бензопилы.
— И это артефакт света? Ты ничего не перепутал? — усомнилась она.
Уклонившись от прямого ответа, Антигон сделал застенчивое движение плечиком.
— Ну что, тошнотская хозяйка, расправимся с Буслаевым прямо сейчас, а? Война объявлена, так
чего тянуть? — спросил кикимор нетерпеливо.
Ирка взяла саблю и, повертев, брезгливо отбросила. Она не сумеет поднять руку на того, кто ей дорог. Буслаев представления не имеет, что валькирия — это она, Ирка. И никогда не узнает в валькирии свою подругу с инвалидного кресла. Таковы древние чары. И сказать ему Ирка не сможет. Никогда. Иначе тайна защитит сама себя.
В сущности, все, что ей нужно сделать для победы. — внезапно появиться перед Мефом и, пока он не выхватил меч, лениво сказать: «Привет! Узнал? Я - Ирка!» — и всё. Не нужно будет никакого копья абордажной сабли. В следующее мгновение файл по имени «Мефодий Буслаев» будет стерт без сохранения резервной копии.
— Я не убью тебя, Буслаев! Живи, если сможешь.
Но и этой пощечины тебе тоже не прощу. Отныне тебя для меня не существует, — сказала Ирка, даже
не замечая, что произносит это вслух.
Антигон разочарованно замигал заплывшими глазками. Вид у него сразу стал оскорбленный и грустный, как у пса, которому показали кусок сырого
мяса, дали обнюхать, а затем вдруг взяли да и спрятали в холодильник.
Спорить Антигон не стал. Интуиция подсказы вала, что хозяйка не уступит. Однако негодование его было слишком велико. Он отбежал за деревья и там принялся рвать на себе волосы с тем сосредоточенным усердием, словно готовился набивать по душку.
— Валькирия-одиночка отказалась убить будущего повелителя мрака! Когда двенадцать валькирий узнают, они рассвирепеют. Они решат, что она испугалась. Ничего не спасет молодую валькирию!
Внезапно домовой кикимор перестал метаться и застыл.
— Если не решается хозяйка, решится ее раб! И пусть кошмарного монстра потом бьют и пытают! Он согласен будет добровольно принять смерть: Хоть в микроволновку, хоть в кофемолку! — сказа." он с жертвенным пафосом.
Быстро оглянувшись и убедившись, что Ирка далеко, Антигон достал саблю — ту самую, что не взя ла Ирка, — дважды подул на нее, подбросил и произнес на ветер имя Буслаева. Едва это было сделано, как сабля сорвалась с места и умчалась. Ее зубцы позванивали и скользили в полете.
— Антигон! Ты где? — донесся до кикимора голос Ирки.
Мистический пьянчужка посмотрел в сторону, где скрылась сабля, и довольно хихикнул, представив, что вскоре сабля доберется до цели и вонзится Буслаеву в сердце.
— Я здесь, хозяйка! Гадкий монстр уже спешит! — крикнул Антигон и, переваливаясь, направился к Ирке на кривых крепких ногах-ластах. Вернувшись на Большую Дмитровку, Даф обнаружила на месте только Мефодия и Евгешу. Арей отбыл куда-то — просто исчез из кабинета без объяснения причин, как это обычно бывало. Воспользовавшись отсутствием начальства, Улита поступила как дальновидная секретарша: мгновенно умотала со службы. Чимоданов отправился куда-то менять монеты. (Он собирал царские деньги.) Ната развлекалась так, как развлекалась только она: бродила по центральным улицам и разбивала мужские сердца, по примеру снайпера отмечая их общее количество единичками в блокноте.
Когда Даф появилась в гостиной, Мефодий сто ял на кулаках, обливаясь потом. Мошкин же, ходя от стены к стене, заламывал руки и с надеждой вопрошал:
— Я так люблю ее! Что мне делать?
— Мой руки перед едой. Авось отвлечешься как-нибудь, — посоветовала ему Даф.
Евгеша всесторонне осмыслил этот совет и сделал собственный вывод.
— Ты пришла, да? А Наты с тобой нет? — спросил он.
Даф терпеливо ответила на оба вопроса, равно как и на те, что возникли у Мошкина в процессе ее ответа. Тем временем Депресняк, решивший, что сегодня целый день вел себя идеально, решил отыграться за все сразу. Опрокинув пару ваз, он принялся раскачиваться на гардинах, оставляя когтями длинные, как от опасной бритвы, разрезы. Мефодий встал, озабоченно разглядывая по- красневшие костяшки на кулаках.
— Вандализм — самое приятное занятие после охоты на ворон, — сказал он, оценивая масштабы разрушений.
Депресняку надоели шторы, и он перелетел на стол Улиты.
— Эй, ты! «Чудище обло, озорно, стозевно и лаяй», слезай оттуда! — закричала Даф, Кот, разумеется, притворился глухим и вообще отнесся к цитате из Тредиаковского со здоровым пофигизмом.
Пришлось схватить его и зажать под мышкой.
— «Чудище обло, озорно, стозевно и лаяй»... — повторил Мефодий, запоминая. — Я знаю еще при¬кольнее. Эдька где-то вычитал. «Cipa пухтаста полохлива довговуха тварина».
— Это чье? Тоже Тредиаковского? — завистливо спросила Даф.
— Не, зачем сразу так брутально? Просто загадка про зайчика, — пояснил Меф.
Неожиданно Депресняк, покорной муфтой свисавший с руки у хозяйки, изогнулся, зашипел и, полоснув пытавшуюся удержать его Дафну бритвами когтей, прыгнул Мефодию на грудь, передними лапами хлестнув его по лицу. Тот, никак этого не ожидавший, закричал от боли и опрокинулся назад.
Даф, сердито вопя, бросилась оттаскивать Депресняка от Мефодия. Кот не стал ее дожидаться и юркнул под стол. Мефодий сел, ощупывая порезы на щеке.
— М-да... Это не зайчик... Или зайчик, у которого было трудное детство, — сказал он мрачно.
— Ничего не понимаю... Он никогда на меня не нападал! — сказала Даф, морщась и разглядывая свою окровавленную руку.
— Эуаэээ... Ум! — внятно произнес Евгеша.
— Чего ты?
— Ум... ум... я не брежу, нет?
Мошкин показывал на групповой портрет мрака, висевший на стене, у которой только что стоял Меф. Начальник английского отдела Вильгельм вскидывал руки, как картонный паяц, беззвучно во пил и в ужасе показывал на свою грудь. Там, на палец ниже воротника, подрагивала короткая, не длиннее карандаша, блестящая сабля. Как она могла оказаться здесь, в защищенной резиденции мрака, было неизвестно. Высвободившись из обшивки сте ны, сабля повисла в воздухе, точно флюгер, выбирая направление. Подождав, пока острый конец укажет точно в грудь Мефодию и замрет, Даф усмирила ее хищные инстинкты двойной маголодией.
Звякнув, сабля упала на пол, как хЫщный Ос, которого подбили в глаз ломом. Наклонившись, Даф спокойно подняла ее. Сабля лежала на ладони смирно. Даже зазубрины перестали скользить по клинку. После двойной маголодии она была не опасна.
— Вылезай, кошак! — сказала Даф, обращаясь к запрещающим огням светофора, мерцавшим под столом. — Ты оправдан. В другой раз, когда захочешь спасти кому-нибудь жизнь, царапай меня од ной какой-нибудь лапой, а не всеми сразу.
— Кто-то послал саблю, чтобы она заколола меня? Так, да? — спросил Мефодий. Страх приходил только сейчас. Упругими короткими толчками.
— Угум. Если это та штука, о которой я думаю даже самая маленькая рана была бы смертельной, — подтвердила Даф.
— Но как она попала в резиденцию?
— Артефакт тьмы... Резиденция мрака... Лично я не вижу проблем, — сказала Даф.
Мефодий посмотрел на портрет, где бонзы Тар тара сгрудились над неподвижно лежащим Вильгельмом. Если бы не кот, почуявший беду, на его месте был бы теперь он, Меф.
— Ты можешь узнать, кто послал этот клинок? — спросил он у Даф.
— Не знаю. Попробую.
Держа саблю на ладони, Даф закрыла глаза. Сосредоточилась. Затем, отложив саблю, но сохраняя в памяти ее образ, поднесла к губам флейту, откликнувшуюся тонким, жалобным, почти птичьим зву ком. Лицо Даф стало печальным.
— Несколько часов назад этот клинок держала в руках... валькирия... — сказала она.
— Что-о?
— Ты не ссорился ни с кем из них? — озабоченно спросила Даф. — Хотя, боюсь, валькириям доста точно и того, что ты возможный наследник мрака.
— Лигул требует, чтобы я убил одну из валькирий. Возможно, ей это стало известно, и она решила опередить меня, — пояснил Мефодий.
Даф невесело присвистнула.
— Жить становится все интересней. Валькирии посылают заговоренные клинки, чтобы разбираться с врагами. Скоро Тартар и Эдем поменяются места ми, а я окончательно запутаюсь, — сказала она.
— Погоди! Валькирия, которая послала саблю, знает, что я жив? — вдруг спросил Мефодий.
— Если и не знает, то вскоре узнает. Раз я ощутила ее присутствие, значит, у нее с этой саблей связь, — неосторожно сказала Даф.
Мефодий мстительно сдвинул брови.
— Связь? Прекрасно. Связь, как говорит Арен, это железная дорога, а вагончики по ней катаются в обе стороны.
Он отозвал в сторону Мошкина и что-то не громко спросил у него. Тот читал магические книги с утра до вечера, потому что когда читаешь, прячешься от реальной жизни и мир не кажется таким бестолковым и враждебным. Мошкин ответил, как всегда, неуверенно и сам словно сомневаясь. Как говорила его прежняя, из лопухоидной жизни учительница: «Женя, ты всегда говоришь умные вещи с таким видом, будто несешь невообразимую ахи нею*.
Мефодий деловито кивнул и вернулся к абордажной сабле. Он был холоден и спокоен, как меди цинский скальпель. Не успела Даф спросить, что он собирается делать, как зрачки его расширились и сверкнувшее в них темное пламя коснулось клинка. Резиденция мрака содрогнулась до фундамента. Свеча на столе вспыхнула длинным белым языком, лизнувшим потолок и потянувшимся к Даф.
— Я это видел? Что это было? — тревожно спросил Мошкин. Реплика была вполне в его духе и заканчивалась, разумеется, вопросительным знаком.
— Предупреждение. Тот, кто послал клинок, надолго это запомнит! — отозвался Мефодий. Сам того не замечал, ладонью он энергично провел по лицу, точно снимая с него паутину, и с прежним, спокойным и приветливым, выражением посмотрел на Даф.
— Ты чего? — спросил он с удивлением.
— Ничего, — сказала Даф, избегая смотреть на него.
Она видела лицо Мефодия в тот миг, когда в зрачках его зажегся огонь. Оно изменилось до неузнаваемости. Это было лицо демона — жестокого, яростного демона, не знающего пощады. А если так, зло уже пустило в Мефодия корни. Корни эти оплетали его внутри, проникая в самые сокровенные уголки. Для зоркой Даф это уже было очевидно. А вот догадывался ли об этом сам Мефодий?
Ирка играла с Антигоном в шашки, думая о чем угодно, только не об игре. Доска была сама по себе интересна, как и большинство предметов, имеющих отношение к магическому миру. Составленная, по легенде, из мозаичных обломков плит Храма Вечно го Ристалища, доска была непредсказуема. Порой самая обреченная шашка проходила на ней в дамки, вопреки всем законам игры. Иногда же положение шашек менялось безо всякой на то причины, и ты понимал вдруг, что вместо выигрышной партии ты играешь совсем другую, явно проигрышную. Пользуясь тем, что мысли Ирки были далеко, Антигон неизменно выигрывал, и с каждой новой победой нос его все больше раздувался от гордости.
— Тупой монстр снова побил гениальную хозяйку! — закричал он после третьей победы.
— А вот это уже наглый наезд! И вообще нескромно! — сказала Ирка, привычно перетасовывая прилагательные и в результате получая хамское утверждение, что «гениальный монстр побил тупую хозяйку».
Неожиданно холодный ветер ворвался в «Приют валькирий». Ирка встала, чтобы закрыть окно. Лес вокруг приюта был залит густым, багровым, быстро меркнувшим сиянием.
— Матвей?! — неуверенно позвала Ирка. Тишина. Все еще сомневаясь, не причудливая ли
это игра заката (последнее время она даже паутину на лампе принимала за элемент магической защиты), Ирка оглянулась. Ее удивило, что Антигон за чем-то влез с ногами на стол и раскачивается, согнувшись, точно подросток, который, играя в войну, притворяется раненным в живот.
Не успела Ирка поинтересоваться, что это за цирк, как Антигон вскрикнул, взмахнул руками и со всем не картинно упал со стола. Ирка бросилась к нему, окликнула. Кикимор неудобно лежал на боку, не подавая ни малейших признаков жизни. Лишь приложив к его губам зеркало, Ирка убедилась, что дыхание, хотя и слабое, все же есть.
С усилием подняв Антигона — он был довольно плотен, хотя и невелик ростом, — Ирка положила его на кровать и заметалась, не зная, что ей делать. Внезапно лужица чая на столе, с которого только что свалился Антигон, пришла в движение и, расте¬каясь, сложилась в буквы:
ЭТО БУДЕТ ТБЕ УРОКОМ. МБ.
Антигон слабо застонал, точно эти буквы при чинили ему новую муку. Ирка прочитала, спустя томительное мгновение поняла смысл и, вскинув лицо к потолку, оскорбленно крикнула:
— Нет, это не мне! Это тебе будет уроком, Бус лаев!
Мефодий явно переусердствовал. Посылая предупреждающий заряд магии, рассчитанный на валькирию, он никак не думал, что он достанется кикимору. Что мамонту щелчок, то боксеру нокаут.

Samanta
пасиба,пойду читать)

МАГИЧКА, а опчему тогда интересно?

Кто нить читал 11 Таньку?????расскажите о чём и с кем она останется??? :sorry:

GiKli Linnet,*плачет*хнык-хнык....

Gata Salvaje
а мне нрава)

Gata Salvaje
а точнее ДЕ

GiKli Linnet, аха

Это когда?